Простите конечно,но меня не убедили доводы,что остался ОДИН вид людей.Всё прочитал,взвесил,оценил.Слишком много неточностей,допущений,разногласий.Возможно я слишком полагаюсь на интуицию,но вот ни капли не поколебало моих умозаключений.

В статье, только что опубликованной на сайте ArXiv.org, "палеогенетик номер 1" Сванте Паабо и его коллеги приводят новые данные, согласно которым смешение между неандертальцами и Homo sapiens произошло не 120–80 тысяч лет назад, а наиболее вероятно 47-65 тысяч лет назад.

http://antropogenez.ru/single-news/article/229/

Xolotl :

Вабик :

Простите конечно,но меня не убедили доводы,что остался ОДИН вид людей.

Что такое вообще вид? Если две популяции могут скрещиваться, давая небесплодное потомство, то это два вида или один?

Вот и мне интересно,что такое вид?По моему негроиды отличаются от азиатов куда больше,чем карликовый от обыкновенного шимпанзе.А про скрещивание вообще отдельный разговор.

Вабик :

По моему негроиды отличаются от азиатов куда больше,чем карликовый от обыкновенного шимпанзе.

"По-вашему" это основано на каких-то опубликованных научных данных?

По моему негроиды отличаются от азиатов куда больше,чем карликовый от обыкновенного шимпанзе.

А горилла внешне больше похожа на негра, а орангутан на китайца.

Miracynonyx :

У людей расхождение совсем не давнее, вряд ли есть что-либо более серьезное, чем водораздел между кой-сан и всеми остальными людьми глубиной в 80 тысяч лет.

Я так и не понял генетиков точно. Подразумеваются только южноафриканские койсанцы? Хадза и сандаве относятся к остальным людям?

Miracynonyx :

Хотя до видового уровня это вряд ли доходит (на мой взгляд, под вопросом только кой-саны), скорее можно говорить об отчетливо обособившихся подвидах человека разумного.

http://www.cell.com/AJHG/abstract/S0002 … %2900096-0 есть такая работа, правда, старая уже: Strong Maternal Khoisan Contribution to the South African Coloured Population: A Case of Gender-Biased Admixture Типа по Y-DNA "цветные" происходят как минимум от пяти популяций - койсанцев, банту, европейцев, индийцев, юго-восточных азиатов - но по mtDNA очень большая доля койсанцев. По-моему, наличие смешанных популяций как раз говорит о том, что койсанцы вполне люди.

Отредактировано Xolotl (29 August 2012 09:04:16)

У приматов эта система не действительна.

Смотря у каких. Павиан с макакой скрещивается и дает фертильное потомство, а человек с шимпанзе, хотя и находится в гораздо большем родстве не дает даже стерильного потомтсва.

А про косанцев вы действительно считаете что это не Homo sapiens?

Вот - это еще нигде не публиковалось. Перевод главы 13 книги Эдмеадеса "Магафауна".
Она посвящена формированию антропологического и физиологического "стандарта" рода Homo.
В принципе, глава непосредственно касается и темы "Охота древнего человека".
Однако после бессмысленных обсуждений, которые там инициировал участник Mavra с аргументацией типа "я люблю когда мясо посолено" и "у людей нет хищнических зубов , поэтому это не хищники, а экологические критерии я даже и не рассматриваю" = я в ту тему больше заходить не хочу.

Поэтому - здесь:

Baz Edmeades :

ГЛАВА 13

Технологическая эволюция стимулирует
— и стимулируется —
эволюцией более крупных объемов мозга и тела

Томас Эдисон не смог бы изготовить свою электрическую лампочку, если до этого целый ряд исследователей не сделали свои открытия, от изготовления стекла до выработки электричества.  Эдисон даже не предлагал основной идеи пропускать электрический ток через тонкое волокно материала с высоким сопротивлением внутри стеклянного контейнера в отсутствии кислорода: патент, основанный на этой концепции был уже выдан Мэттью Эвансу /Matthew Evans/ и Генри Вудварду /Henry Woodward/ в 1875 году. К тому времени уже несколько человек изготовили электролампочки того или иного рода.  Вклад Эдисона в производство выгодных с точки зрения торговли электрических ламп принял форму покупки патента Эванса и Вудварды и усовершенствования его – главным образом в смысле поиска волокна, которое горело бы дольше, чем те, что использовались в то время.  Когда он начал исследования в 1878 г., электролампочка, разработанная английским физиком сэром Иосифом Уилсоном Своном /Sir Joseph Wilson Swan/, только что достигла рекордной длительности горения в 13,5 часов.  Эдисон, исследовав буквально тысячи видов растений, обнаружил волокно на основе хлопка, которое горело 40 часов в 1879 г., а затем, в 1880 году, японское волокно из бамбука, которое удлинило время горения до 1 200 часов.  Через несколько лет бамбуковое волокно было заменено на вольфрамовую нить, но к тому времени Эдисоново «изобретение электрической лампочки», по общему мнению, стало свершившимся фактом.

На основании вышесказанного мы не должны считать, что работа Эдисона над электрическими лампами была переоценена. Все изобретатели в большей или меньшей степени полагаются на работы своих соратников на поприще изобретений, и исследования Эдисона процессов, которые происходят внутри стеклянной колбы электрической лампочки, оставили особенно большое число изобретателей, которые был в долгу перед ним: в процессе исследований он узнал, что электричество может протекать через вакуум от волокна к металлической проволоке внутри стеклянной колбы.  Открытие этой «термоионной эмиссии» или «эффекта Эдисона» прямо вело к открытию одним из инженеров Эдисона вакуумной трубки.  Этот прибор был критически важен для разработки радио, телевидения и компьютеров и в конечном итоге стимулировал изучение полупроводников, которые выполняли его функцию более мощным и более гибким образом.

Порождение после своего появления все новых и новых технологических прорывов – в природе самого технологического прорыва. Каждое изобретение, таким образом, как правило, увеличивает способность порождать изобретения в сообществе, в котором оно возникло. Примерно таким же образом происходит увеличение капитала, на который набегают порожденные им совокупные проценты.

Поэтому проникновение нашего семейства в «когнитивную нишу» или, иначе, «нишу познания», о котором мы вели речь в главе 11, не просто вывело гоминид на новую вершину экологического и экономического могущества и оставило там в неком стабильном новом состоянии.  Вместо этого, это проникновение стало началом ускорения их технологического развития вдоль кривой роста, которая долгое время поднималась медленно, прежде, чем внезапно перейти ко все более и более круто повышающемуся подъему, который мы видим сегодня. Эта кривая (как и вышеуказанный пример с процентами на капитал) следует более или менее по экспоненте.

* * *

В главах 9 и 10 я предположил, что улучшенная способность изготавливать инструменты и оружие ко времени 2,5 миллиона лет назад могла позволить, как минимум, одному из видов австралопитеков охотиться на травоядных среднего размера и давать отпор некоторым из хищников, кто конкурировал с ним в рамках таких охот. Для тех популяций гоминид, среди которых развивались подобные способности, групповые действия с деревянными копьями и градом брошенных камней могли стать главной защитной стратегией против конкурентов и хищников, вместо бегства.  Это изменение стратегии предположительно снизило жесткость – и, возможно, вообще повернуло вспять – отбор, который (как я упоминал в главе 9) ограничивал размеры гоминид потолком, при котором возможно быстрое и эффективное лазание по деревьям.

По этой и по другим причинам Homo erectus к 1.7 или 1.6 миллионам лет назад превратился, словами Ричарда Лики, в «высокое, атлетическое и очень мускулистое» существо.  «Даже самые сильные современные профессиональные борцы, - говорит Лики, - не смогли бы сравниться со средним Homo erectus».  Миллион лет спустя, тела гейдельбергских людей или H. heidelbergensis – европейских потомков человека прямоходящего или H. erectus, все еще были иключительно крупными и сильными.  Метательные копья из Шонингена, о которых мы сейчас поговорим, достаточно тяжелы, чтобы о них можно было сказать словами Робина Деннела /Robin Dennel/: «лучше всего они подходили крупным людям могучего телосложения». Очень грубая и массивная большеберцовая кость из местонахождения Боксгроув /Boxgrove/, похоже, принадлежала именно такому человеку».

Самки существ, которые превращались в будущих прямоходящих людей, претерпели даже более резкий рост размеров тела, чем самцы. В результате был сокращен разрыв в размерах между полами, который был характерен для австралопитеков.

* * *
Резко выраженный и относительно внезапный рост размеров тела популяции, которая эволюционировала в Homo erectus, сопровождался столь же радикальным изменением формы тела этих новых гоминид.  Их предплечья стали короче, а ноги, особенно бедра, удлинились.  Узкие плечи сменились широкими, а талия стала длиннее и тоньше.  Целый ряд исследователей,  начиная со статьи Дениса Брабла /Denis Bramble/ и Дэвида Кэрриера /David Carrier/, опубликованной в 1983 году в журнале «Наука» /Science/ под заголовком «Бег и дыхание млекопитающих» /“Running and Breathing in Mammals”/, высказали убеждение в том, что эти изменения в форме тела возникли в ответ на рост потребности в беге.

Каким образом, вы могли бы спросить, бег сыграл роль в нашей эволюции, если у нас нет никаких преимуществ в нем по сравнению с другими животными?  Разве мы не бегаем гораздо медленнее, чем большинство других видов?  Ответ лежит в том, что люди способны обогнать огромное количество других видов на длинных дистанция. Мы можем это сделать, поскольку у нас развились высокоэффективные способы сброса тепла, производимого при длительных физических нагрузках.  Естественный отбор привел к условжнению и увеличению числа наших потовых желез эккринового типа (которые противопоставляются потовым железам эпикринового типа, связанным с волосяными луковицами и выделяющими запаховые метки). Этот процесс достиг таких результатов, что сегодня вполне неверно говорить «потеет, как лошадь»: люди потеют гораздо больше, чем лошади, свиньи и, вообще-то, чем большинство других млекопитающих.

Охлаждение, которое вызвано испарением пота, усиливается тем, что наша кожа в значительной мере безволоса.  Давление отбора, которое привело к исчезновению большей части волос на нашем теле, должно было быть весьма мощным, поскольку существовала противоположная потребность сохранить этот волосяной покров.  Большая часть территории, где эволюционировали гоминиды, представляла собой нагорья. И температуры ниже нуля там были вполне обычны.  Точно также, как безволосая кожа могла привести и, видимо, иногда действительно приводила к смерти от переохлаждения холодными ночами в горах Эфиопии или высокогорной кустарниковой саванне ЮАР, где нередки снегопады, она подвергала ее обладателя риску солнечных ожогов в жаркие дни. Таким образом безволосость вносила свой вклад в потерю организмом влаги и минеральных солей, риск которых был весьма велик из-за чрезмерно развитых эккриновых потовых желез.

Когда же безволосость кожи появилась?  Новорожденные люди все еще демонстрируют рефлекс, который обеспечивает захват руками, достаточно сильный для того удержать собственный вес.  Этот «хватательный рефлекс» должен был развиться в результате эволюции для того, чтобы удерживаться за шерсть матери.   Тот факт, что рефлекс все еще проявляется, говорит о том, что безволосость кожи появилась сравнительно недавно.  Поэтому похоже, что вполне разумно предположить, что она проявилась в совокупности с другими механизмами охлаждения, которые вносят вклад в невероятные способности к бегу на длинные дистанции, которые, видимо, проявились у человека прямоходящего Homo erectus около 1,7 миллионов лет назад.

Благодаря набору разнообразных специальных приспособлений, таких как почки, сводящие к минимому потери воды, некоторые из пустынных антилоп могут без ограничений обходиться без воды.  Ориксы, дик-дики и прочие виды с такими адаптациями позволяют температуре тела подниматься до уровней, которые оказались бы смертельны для тканей их мозга, вместо того, чтобы терять влагу ради охлаждения всего их тела через пот.  Они способны на этот образ жизни, благодаря избирательному охлаждению крови, текущей к их мозгу, посредством испарения со слизистой оболочки внутри носовых полостей.  Система охлаждения, появившаяся в ходе эволюции Homo erectus, предназначена, напротив, для охлаждения всего тела – его базовой температуры. Можно задать вопрос: а не стала ли возможной эволюция подобной системы охлаждения, настолько щедро расходоющей воду, благодаря тому, что гоминиды научились переносить воду с собой или запасать ее в скорлупе страусовых яиц, калебасах (высохшая кожура тропических видов тыкв, представляющая собой природную бутылку) и в иных "готовых к употреблению" сосудах?

Наш род, «выбрав» охлаждение всего тела, не развил у себя сложных сосудистых сетей, которые антилопы пустынь и полупустынь используют для охлаждения головного мозга.  Однако в некоторой степени эта система, похоже, способна дифференцтиально охлаждать мозг.  В 2004 году в статье, опубликованной в англоязычном журнале «Природа» /Nature/ Денис Брамбл /Denis Bramble/ и Даниэль Либерман /Daniel Lieberman/ утверждают, что наша венозная циркуляция «была сформирована» для того, чтобы переносить кровь, охлажденную в результате испарения пота на волосистой часчти головы и лице, обратно внутрь черепа с целью охлаждения через тепловую конвекцию артериальной крови, поступающей к мозгу по сонной артерии.  Дин Фальк /Dean Falk/ и Михаэль Кубанак /Michel Cubanac/ также сообщают, что выпускные отверстия – трубки, которые подводят охлаждающие мозг вены от кожи головы через черпные кости к покровым тканям мозга – были значительно увеличены у грацильных австралопитеков, которые отделились от своих массивных родственников между 3 и 2,5 миллионами лет назад.

* * *

Статья Брамбла и Либермана в Nature от 2004 года – наиболее полная на сегодняшний день подборка доказательств того, что анатомия и физиология Homo erectus были значительно приспособлены к бегу на большие расстояния или к выносливости в беге.

Требования, возникающие при ходьбе, как указывают Брамбл и Либерман, очень сильно отличаются от требований, возникающих при беге.  Вынесите вперед свою правую ногу при ходьбе, и – как гласит третий закон Нютона – вы вызовете возникновение равной и противоположно направленной силы, которая будет поворачивать все остальное тело вокруг оси по часовой стрелке. Эта потенциально нарушающая равновесие сила нейтрализуется нашими бедренными мышцами: посредством левой ступни, которая стоит на земле, эти мышцы развивают уравновешивающий крутящий момент в противоположном направлении, против часовой стрелки – и таким образом буквально удерживают нас на ногах.

Бег создает более мощные силы кручения, чем ходьба.  Однако эти силы не возможно уравновесить за счет сцепления с землей, потому что во время бега тело оказывается висящим в воздухе – между фазой отталкивания носком и фазой опускания пятки.  Естественный отбор, таким образом, привел к закреплению другого способа нейтрализовать кручение: в то время, как таз вращается по часовой стрелке, чтобы  выбросить левую ногу вперед, грудная клетка резко закручивается против часовой, нейтрализуя реакцию ног и таза.  Руки, которые совершают «пилящие» движения и прикреплены к расширенным плечам, увеличивают момент сил при выполнении этого компенсирующего закручивания.

Грудная клетка бегающих гоминид вроде Homo erectus не могла бы совершать столь же эффективнного противоположного вращения, если бы ее соединение с остальным телом – т.е. с головой и нижней частью тела – не было очень гибким.  Брамбл и Либерман утверждают, что именно в это причина того, что у талия эректуса стала уже, длиннее и гибче, чем талия шимпанзе или австралопитеков.  Однако мы не можем выстраивать слишком значительную конструкцию на утверждениях по поводу "длинной и гибкой талии": доктор Гиллаум дю Туа /Dr Guillaume du Toit/, хирург, занимающийся болезнями позвоночника с практикой в Кейп-Тауне, сообщил мне, что, в основном, скручивание, которое позволяет нашему виду так эффективно вращать верхней частью тела и плечами, происходит в грудном отделе позвоночника, приблизительно на уровне лопаток.

Брамбл и Либерман также утверждают, что потребность в противоположно направленном вращении грудной клетки и плеч – причина того, что у эректуса оформилась длинная и гибкая шея, которая все еще харатерна для нашего рода.  У шимпанзе голова соединяется с парой узких, словно приподнятых в «пожатии» плеч посредством многочисленных мощных мышц, которые полезни при лазании по деревьям. Такое строение было характерно и для австралопитеков, утверждают авторы.  У Homo erectus и у его потомков эти мышцы сократились в объеме либо полностью исчезли.  Результатом стала голова, которая может удерживать ровное положение во время бега, вместо того, чтобы «нырять» вперед и назад при каждом движении плечей.

Эта тенденция к сокращению мускульного соединения между головой и корпусом была усилена тем, что у гоминид, эволюционировавших в направлении человека прямоходящего, сформировалась так называемая «выйная связка» - соединение между задней частью черепа и позвоночником, которое предотвращает раскачивание черепа вперед и назад при каждом ударе пяткой или отрыве носка от земли во время бега.  Связки этого типа, информируют Брамбл и Либерман, обычны для видов, которые либо приспособлены к бегу, либо очень массивны.  На черепах австралопитеков отсутствует выйная площадка для крепления таких связок.

* * *
Возросшая способность вращать грудной клеткой и плечами независимо от нижней части корпуса не только позволила существам, становящимся человеком прямоходящим, бегать более эффективно – она также позволила им великолепно бросать предметы.  Брамбл и Либерман утверждают, что это «отсоединение» груди от таза и головы позволяет нам твердо сохранять равновесие, а нашей голове четко ориентироваться на цель в то время, Как грудная клетка и руки совершают быстые и сильные вращятельные движения во время броска.

Дротики зи Шонингена представляют собой прямое свидетельство, что существа, подобные Homo erectus, использовали навыки метания на охоте почти 400 тысяч лет назад.  Мы видели в главе 9, что один или больше видов гоминид охотились на добычу среднего размера уже  2,6 млн. лет назад.  Следовательно, выглядит правдоподобным — особенно в свете того факта, что специфическая форма тела Homo erectus уже полностью проявилась в частично сохранившемся скелете шестнадцатилетнего «мальчика из Турканы», который был открыт Ричардом Лики в 1984 году —что давление отбора в сторону мощного и точного броска началось уже в конце плиоцена.

По этим причинам я подозреваю, что когда мы видим, как игрок в бейсбол или лапту совершает мощный бросок мяча по пологой траектории прямо в руки ловца, мы являемся свидетелями мастерства, которое появилось уже в начале плейстоцена.  Если крупные, мощные гоминиды раннего и среднего плейстоцена могли бросать камни с той же скоростью и точностью, то хищники — даже такие крупные, как саблезубые кошки или гигантские гиены из рода Pachycrocuta — рисковали серьезными травмами, оставаясь в пределах зоны поражения булыжниками, запущенными руками группы таких гоминид.

* * *
Способность запускать предметы точно и сильно дала бы ее обладателям очевидные преимущества на охоте и во время схваток с другими хищниками, пытавшимися схватить их самих либо их добычу.  Какое же именно преимущество давала высокая выносливость в беге представителям рода Homo?

В 1984 г. в статье в журнале «Современная антропология» /Current Anthropology/ под заголовком «Энергетический парадокс человеческого бега и эволюции гоминид» Дэвид Кэрриер высказал следующее логичное предположение: способность Homo erectus к «настойчивому» бегу эволюционировала в ответ на стратегию этого вида преследовать стремительную добычу открытых ландшафтов.  (в конце-концов, бег на выносливость мог лишь изредка, если вообще когда-либо, помочь гоминиду ускользнуть от хищника.)  Вильгельм Шуле, очевидно не зная о высказываниях Кэрриера на эту тему, пришел к тому же самому заключению независимо в статье 1990 года «Палеоэкология охоты», которую мы обсудили в главе 12. «Хищники тропиков, - писал Шуле

нападают на высокой скорости и либо мгновенно достигают успеха, либо отказываются от охоты.  Большинство из них охотится ночью.  Они не в состоянии перенести длительного преследования жертвы в тропической жаре.  Человек – обнаженное, потеющее животное – именно на это и способен.  Любой тренированный ходок способен обогнать собственную собаку в жаркий летний день. Хотя соотношение вес/поверхность тела у собаки более благоприятное, чем у человека, ее система охлаждения гораздо менее эффективна.

Бег на длинные дистанции очевидно не нужен для преследования добычи, на которую охотятся шимпанзе: мелкие древесные обезьяны, молодые лесные антилопы и белки. Как мы видел, такой бег необходим для охоты на таких животных, как антиплопы саванны и семейство лошадиных – зебр и диких лошадей.  И это именно те животные, чьи трупы были разделаны 2,5 миллиона лет назад австралопитековыми гоминидами, как мы обсуждали в главах 9 и 10.   

С учетом логической связки между свидетельствами о том, что те антилопы и лошадиные возрастом 2,5 млн. лет пали жертвами охот гоминидов, разделавших их туши, и тезисом Брамбла и Либермана о том, что «наши тела сформированы бегом на длинные дистанции» поразительно слышать, что эти авторы до сих пор придерживаются изжившей себя «базовой идеи», что гоминиды не охотились вообще вплоть до самого недавнего времени.  Каким образом, учитывая этот взгляд на вещи, они объясняют свое собственное убеждение в том, что бег на длинные дистанции был важен до такой степени для наших поздне-плиоценовых предков, что он оказал глубокое влияние на эволюцию нашей анатомии и физиологии?  Наша потребность в беге на долгие дистанции могла – как они объясняют – быть вызвана склонностью к поеданию падали.  «Африканские гиеновые собаки и сами гиены, - утверждают Брамбл и Либерман, -

определяя местонахождение падали, часто полагаются на запаховые и зрительные сигналы на большом расстоянии – такие как кружащие в небе грифы – и затем пробегают большие расстояния, чтобы завладеть добычей. Ранние Homo, возможно, должны были пробегать большие расстояния, чтобы конкурировать с другими падальщиками...

Я должен сказать – со всем уважением к данной статье, которая в других отношениях хорошо аргументирована – что это не убедительное предположение.  Расстояния, на которых люди могут увидеть добычу, или на которых ее могут увидеть или учуять четвероногие конкуренты людей, даже и близко не настолько велики, чтобы способность человека к длительному выносливому бегу помогла ему опередить конкурентов.  Брамбл и Либерман сами признают, что «человек-бегун в хорошей физической форме», который иногда может обогнать лошадь, способен сделать это только на «исключительно больших дистанциях».

Кружаще в вышине грифы не видны людям на «исключительно» или даже на довольно-таки большом расстоянии.  Исследования, проведенные в Центре изучения диких животных «Северная прерия» /Northern Prairie Wildlife Research Center/, показали, что модель грифа, выкрашенная черный цвет, с размахом крыльев в 230 см была «едва заметна» для человека-наблюдателя на земле, когда ее выпускали из самолета на высоте 1 400 метров (т.е. около 0,9 мили), и была полностью невидима для человека при полете на высоте 1 750 м.  Большинство крупных млекопитающих Африки с легкостью обгоняет человека на дистанции в 1,6 – 3,2 км.  Африканские дикие собаки (гиеновые собаки Lycaon pictus) – хищник, который специализируется на загонных охотнах на антилоп среднего размера (и при этом его очень редко видели поедающим падаль) может, согласно книге Ричарда Естеса /Richard Estes/ «Спутник по сафари», бежать 3 км со средней скоростью 56,5 км в час, тогда как лучшие бегуны на средние дистации среди людей на такой дистанции едва осиливают средную скорость в 24 км в час.  Гиены, хотя они, вероятно, несколько медлительнее, чем Lycaon, также с легкостью обогнали бы человека на расстоянии в 3 км.

В главе 10 я утверждал, что гоминиды, становившиеся видом Homo erectus, к началу плейстоцена уже превратились и в тихих, и в агрессивных падальщиков. Однако кажется вполне ясным, что способность этого вида поддерживать медленную скорость бега на невероятно больших расстояниях, эволюционировала в ответ на другую стратегию, которую этот вид развивал ради доступа к животным белкам – а именно, охоту.

* * *

Возможно, из-за того, что Брамбл и Либерман отрицают, что эволюция способности к бегу на большие расстояния была спровоцирована потребностью в охоте, они не воспринимают и тот факт, что ныне живущие группы людей могут использовать бег на выносливость в качестве охотничьей стратегии.  После формального и поверхностного обсуждения данного вопроса они высказывают заключение, что бег на выносливость «не является обычной практикой среди современных охотников-собирателей».  Это заявление может быть правильным в отношении охотников-земледельцев, которые живут в дождевых лесах — среде, в которую наш вид проник лишь относительно недавно. Однако существуют четкие свидетельства того, что многие, если не большинство охотников-собирателей, которые жили в открытых ландшафтах в 19 и 20 веках, действительно использовали тактику бега на большие расстояния, чтобы захватить свою добычу.

Брамбл и Либерман сами цитируют «Бег индейца: история и традиции коренных американоидов» Питера Набокова /Peter Nabokov’s Indian Running/: в примечании. Однико они не обсуждают многочисленные записи Набокова о племенах индейцев, использовавших бег на долги дистанции с целью поимки широкого спектра добычи, от кроликов до оленей.

Существует множество других свидетельств об индейцах Северной Америки, загонявших свою добычу до падению от усталости в ходе неотступного преследования бегом.  Классическая книга «Тарахумара: племя индейцев из Северной Мексики» /The Tarahumara/ Уэнделля Беннета и Роберта Зингга /Wendell Bennett and Robert Zingg/: Опубликована в 1935 году, описывает, каким образом члены этой группы преследоватли оленей до тех пор, животное не выдыхалось полностью, и затем душили их голыми руками.  В своей книге «Почему мы бежим: естественная история.» /Why We Run: A Natural History/ Берндт Гейнрих /Berndt Heinrich/ сообщает, что племена Паиутов /Paiutes/ и Навахо, были способны сделать то же самое с вилорогами. . 

Гейнрих также сообщает, что «аборигены» Австралии загоняли насмерть кенгуру, заставляя их перегреваться от бега до смертельного для животных уровня.

Так же было неоднократно и надежно задокументировано, что охотники-собиратели из группы бушменов языковой семьи сан (регион пустыни Калахари, Южная Африка) убивали антилоп и других травоядных, преследуя их легким шагом по многу часов без остановки.  Охотники-бушмены умели загнать и загоняли совершенно здоровых, не раненных животных, но даже в тех случаях, когда их жертсва была ранена отравленной стрелой, они зачастую должны были бежать за ней большие расстояния, чтобы не допустить, что упавшую жертву сожрут хищники-конкуренты, или что она придет в себя от действия яда и сможет убежать.

* * *

Генетическая эволюция, в результате которой у будущих эректусов развивались их страшные способности к безостановочному бегу на большие расстояния и их относительно крупный мозг, в начале плейстоцена была «тесно увязана» (как выразился Е.О. Уильсон в своей книге «Совпадение» /E. O. Wilson. Consilience/) с эволюцией культурной, в результате которой формировался их орудийный комплекс.  Генетическая и культурная эволюция не только шли приблизительно с одной скоростью, они, вдобавок, были, видимо, связаны друг с другом положительной обратной связью: развитие более сложных орудий труда и оружия могло стимулировать отбор более способных изготовителей орудий, кто мог затем создать еще более сложные инструменты и так далее.

Сегодня эти два типа эволюции, конечно, уже не идут рука об руку.  Технологическая эволюция, по контрасту с прошлым, движется с такой гигантской скоростью, что полностью обогнала «традиционную» или генетическую эволюцию, которая дала ей возможность появиться вообще.  Никто, к примеру, не предположил бы, что физические и умственные способности человеческого вида хоть сколько-нибудь заметно изменились с начала девятнадцатого века. Однако технологический прогресс перенес нас (согласно статье в журнале «Судьба» /Fortune/ от эпохи паровых двигателей к поисковым машинам интернета – он за это сравнительно небольшое время был настолько громадным, что начинаешь сомневаться в нашей способности полностью его осознать. Мозг и тело современных людей, вероятно, не отличаются сколько-нибудь заметно от мозга и тела людей, создавших изощренные изображения крупных животных в пещере Ласко (памятник палеолитической живописи у г. Монтиньяк, Южная Франция) около 17 тысяч лет назад. Однако развитие технологии нашего вида с того времени прошло такой путь, что для художников Ласко оно было бы буквально немыслимым.  Культурная эволюция обогнала генетическую, поскольку последняя ограничена, как мы видели, методом случайной сборки новых полезных структур из случайных генетических вариаций на протяжении многих поколений. (Судя по последним исследованиям работы генома, процесс генетической эволюции гораздо сложнее, чем простой случайный перебор всех возможных вариантов. См. книгу А. В. Маркова «Рождение сложности», М., 2011 – прим. переводчика) В то же время способность нашего вида к онтологическим нововведениям – т.е. изобретениям – может внедрить новые способы поведения буквально за день. 

Однако сама способность, которая производит такие онтологически нововведения, конечно, не могла возникнуть за несколько часов.  Нейронная машина, которая обеспечивает существование изобретательского интеллекта, собиралась на основе генетической эволюции – в течение многих тысяч поколений. Поэтому, каким бы взрывным ни стал, в конце концов, рост технологической мощи нашего семейства, его первые шаги были не быстрыми.  Археологичекие свидетельства говорят, что это было именно так: Олдувайские орудия труда, производимые австралопитеком гархи A.garhi и/или его современниками в конце позднего плиоцена, были очень просты, по сравнению с более поздними изделиями людей.  Те незначительные изменения, которые олдувайская индустрия претерпела на протяжении следующего миллиона лет, входили в жизнь очень и очень медленно.

И тем не менее, медленные изменения это не то же самое, что отсутствие изменений.  «На протяжени нескольких сотен тысяч лет в стратиграфии ущелья Олдувай, - как сообщают нам Рой Ларик и Руссел Чиочон /Roy Larick and Russel Ciochon/, - олдувайский комплекс каменных орудий достигает отчетливой отточенности в технике скалывания каменных отщепов и некоторой стандартизации в форме орудий.  К 1,7-1,6 млн. лет назад двусторонне оббитые каменные орудия становятся показателем развитой олдувайской индустрии».

Около 1,6-1,5 млн. лет назад эти «бифасы» развиваются в комплекс тяжелых скребков, расщепов, остроконечников и каменных «ручных топоров», которые характерны для так называемого “ашельского орудийного комплекса» или «индустрии второго типа. Каменные орудия ашельского типа были гораздо больше, чем олдувайские, и более эффективны: «я могу работать гораздо быстрее с помощью остроконечника или каменного топора, чем с помощью маленького острого отщепа гальки» - сообщает Ник Тот /Nick Toth/.  «При использовании этих орудий я могу делать более длинный замах, могу глубже врезаться в мясо и мои пальцы устают меньше".

«Ручные каменные топоры», достигавшие обычно размеров человеческой руки и имевшие каплевидную форму, использовались скорее как ножи и пилы, чем в качестве топоров.  «Кливеры» или каменные рубила с их широким, долотообразным передним лезвием, вероятно, использовали, помимо прочего, для отделения шкуры и мышц. Ашёльские остроконечники, вероятно, служили для тех же целей, что и современные кирки – для рыхления почвы при копании.

Хотя ашёльский орудийный комплекс назван по названию местечка Saint Acheul во Франции, где впервые были найдены орудия этого типа, в Европе он появляется только в слое F местонахождения Notarchirico, Южная Италия. Этот горизонт имеет датирован возрастом около 640 000 лет назад.  Ко времени 500 000 лет назад эта индустрия обнаруживается уже по всей Европе, от Боксгроув /Boxgrove/ в Англии до Королево на Украине.

* * *
Вспышка технологического развития, которая привела к возникновению этих каменных орудий в Африке между 1.6 и 1.5 млн. лет назад, возможно, породила и более широкий и разнообразный спект орудий из дерева.  В главе 10 мы пришли к заключению, что деревянные орудия, такие как палки-копалки и копья, должны были использоваться изготовителями олдувайских каменных орудий.  Мы также узнали в той главе, что Лоуренс Кили /Lawrence Keeley/ и Николас Тот /Nicholas Toth/ обнаружили следы истирания, которые доказывают, что некоторые из каменных орудий позднего или развитого олдувая, которые они осмотрели, использовались для разрезания или распиливания дерева.

Археологи прослеживают свидетельства обработки дерева гоминидами вплоть до раннего ашёльского периода.  Мануэль Домингез-Родриго /Manuel Dominguez-Rodrigo/ и его коллеги сообщили в 2001 г. в журнале «Эволюция человека» /Journal of Human Evolution/, том 40, стр. 289-299, что следы износа на лезвиях каменных топоров возрастом 1,6 млн. лет из местечка Пениндж /Peninj/, Танзания, и окаменевшие следы растений на этих инструментах показыавют, что они на самом деле использовались в качестве «ножей» и «пил» для расчленения разных материалов, включая дерево.  Поэтому мы знаем, что обработка дерева в том или ином виде происходила на ранних этапах ашёля, но до сих пор мы не нашли ни одного деревянного инструмента того периода.  Этого следовало ожидать: если дерево не попадет, в результате некой странной случайности, в бескислородную среду вроде торфяного месторождения, оно разложится достаточно быстро.

Несколько деревянных изделий были найдены в связи с поздними ашёльскими орудиями.  За исключением деревянных орудий, найденных у водопада Каламбо /Kalambo Falls/ в Замбии и созданных около 200 тысяч лет назад в Африке в рамках ашельской индустрии, все подобные находки были сделаны в Европе.  Это достаточно забавная ситуация.  Африка была «мегаполисом» человеческой деятельности в ашёльский период, тогда как Европа в то время была отдаленным пригородом, лишь незадолго до того получившим технологию, давным-давно изобретенную в Африке.  Теперь, когда «мегаполисом» стала Европа, деятельность вроде строительства, добычи полезных ископаемых и сельского хозяйства проводится в ней гораздо интенсивнее, чем в Африке.  Это означает, что большее количество ашёльских материалов раскапывается в ранее «отсталой» Европе, чем на континенте, где эта технология была изобретена.

Наиболее замечательной коллекцией ашельских изделий из дерева, открытых на сегодняшний день, являются орудия, найденные в 1990-е годы возле городка Шонинген /Schoningen/ в Земле Нижняя Саксония. Робин Деннелл /Robin Dennell/ описывает это место в журнале «Природа» /Nаture/ за 1997 год, номер 385, как «один из множества огромных, уродливых угольных карьеров, которые разбросаны по немецким пейзажам». Сколь бы ни были разрушительны эти угольные копи для сегодняшних ландшафтов Германии, ох разработка позволила открыть целую последовательность давно захороненных палео-экосистем среднего плейстоцена.  Один из ярусов, четвертый номер в местонахождении Шонинген II, включал древний берег озера.  Пыльца, раковины улиток и другие органитческие остатки из этого слоя относились к организмам, жившим между 380 000 и 400 000 лет назад, во время климатического эпизода сразу же после температурного максимума пятого по счету из предшествовавших межледниковий. Это межледниковье получило в Германии название гольштинского /Holstein Interglacial/, общая продолжительность периода составила около 424-374 тыс. лет назад. Исследования охотничьего склада людей, созданного на берегу древнего озера позволили Хармуту Тиему /Hartmut Thieme/ и его коллегам обнаружить остатки очага, где охотники поддерживали огонь, а также сотни каменных орудий и огромное количество отщепов, отколовшися во время правки и затачивания этих орудий.  Здесь также нашли большое число остатков разделанных животных, главным образом лошадей, и умело изготовленные хлысты из еловой древесины длиной  76 см и толщиной 3 см, оба конца их были заострены.

Как бы ни были замечательны эти последние, их затмило открытие семи хорошо сохранившихся деревянных копий.  Копья длиной от 180 см до 255 см и диаметром от 3 до 5 см в самом толстом месте. Они были изготовлены из цельных стволов молодой ели возроастом около 30 лет.  Эти стволы были ошкурены, и сучки боковых ветвей были тщательно стесаны.  Копья были вырезаны из нижней части ствола, где древесина наиболее плотная.  Помимо твердости наконечников, это гарантировало, что самая тяжелая и толстая часть копья, точно также, как у современных спортивных дротиков, была смещена к переднему концу.  Эти передние концы - тоже, как у современных дротиков – были стесаны, постепенно переходя в тонкий, острый кончик, и центр тяжести копья располагался на расстоянии приблизительно одной трети от переднего конца.

Существовали и до этого указания, что до-сапиентные обитатели Европы пользовались деревянными копьями для охоты на крупную добычу.  В 1948 году в Легрингене /Lehringen/, Германия, довольно хорошо сохранившееся ясеневое копье было найдено внутри остатков прямобивневого лесного слона (Elephans (Paleoxodon) antiquus) возрастом 125 000 лет назад - это время предыдущего межледниковья, микулинского по русской шкале или эемского по германской шкале. В 1911 году наконечник оружия, которое могло быть копьем, был найден в местечке Клактон-на-море /Clacton-on-sea/, Англия, в отложениях, образовавшихся приблизительно в то же время, что и отложения, захоронившие копья Шонингена. Наконец, круглое отверстие, пробитое в лопатке носорога, найденной в Боксгроуве /Boxgrove/, Англия, и датированной возрастом 500 тысяч лет назад – возраст шестого от наших дней межледниковья – представляет собой возможной свидетельство раны, нанесенной копьем.

В англо-американской школе палеонатропологии, как мы убедились в главе 10, все еще доминирует идея о том, что род людей стал охотиться лишь недавно, в конце плейстоцена, около 40 тыс. лет назад.  Деннел /Dennel/ поясняет: «Чтобы все выглядело так, будто совпадает с этой идеей,

копья из Клактона и Легрингена были низведены до уровня палок-копалок или, в качестве совсем уж откровенной игры воображения, - до уровня «специальных палок для протыкания снега с помощью которых разыскивали лежащую под снегом падаль». Однако оружие, открытое в Шонингене – это без каких-либо экивоков именно копья: рассматривать их в качестве палок-копалок или шестов для протыкания снега – примерно то же самое, что заявлять, что электродрель – это пресс для бумаги.

* * *

Немецкие палеоантропологи даже до открытия копий Шонингена широко поддерживали мысль о том, что ранние европейские члены рода Homo были мастерами охоты на крупных животных.  Возможно, весь корпус археологических свидетельств в поддержку этого мнения, который был найден в континентальной Европе, просто физические слишком велик, чтобы его отрицать.  Полных 60% от огромного числа фрагментов костей, которые были накоплены и обработаны гоминидами в местечке Билзингслибен /Bilzingsleben/, Тюрингия, принадлежат таким, например, крупным и гигантским животным, как лесной или прямобивневый слон Paleoloxodon antiquus, лесным носорогам Европы, диким быкам-турам, лошадям и медведям.  Оставшиеся 40% поровну разделены между копытными среднего размера, такими как благородный олень и косуля, и мелкими позвоночными вроде бобров, рыб и птиц.  Район Билзингслебен был населен в промежуток времени между 410 000 и 380 000 лет назад.

Крупные, донеандертальские скопления остатков животных тоже со значительной долей мегафауны, были обнаружены в связи с орудиями гоминид в нескольких других местах Европы, включая итальянские местонахождения Fontana Ranuccio и Isernia La Pineta. Останки крупных животных возрастом от 300 до 700 тьсяч лет в ассоциации с каменными орудиями найдены во многих местах Европы, включая Испанию (Toralba и Ambrona), Францию (Arago и Terra Amato) и Италию (Notarchirico). Раскопки, проведенные при строительства железнодорожного туннеля под Ла-Маншем, обнаружили частично разделанный скелет слона возрастом 400 000 лет, окруженный каменными орудиями в местечке Эббсфлит, графство Кент.  Разделанные остатки слонов возрастом от 300 до 500 тысяч лет назад также были найдены чуть выше слоя B местонахождения Notarchirico и в местонахождениях Aridos I и II в Испании.

Независимо от того, называем ли мы этих людей Homo erectus “senso latu” («в широком смысле слова») или используем конкретно европейское название Homo heidelbergensis, становится ясно, что тот вид гоминидов, что населял Европу полмиллиона лет назад, был мастером охоты на большую добычу.  Более того, возникает впечатление, что это был охотник, имевший верховенство над другими хищниками Европы.  Марк Робертс /Mark Roberts/, археолог из Британии, который разделяет «точку зрения континентальной Европы» на древних европейских гоминид в том смысле, что они регулярно и успешно охотились на крупную добычу, возглавлял раскопки и анализ остатков трех взрослых лесных носорогов из рода Stephanorhinus, убитых и разделанных человеком прямоходящим (H.erectus) в местонахождении Боксгрове в Южной Англии около 500 000 лет назад.  Робертс сообщает, что каждая особь их этих убитых животных была «магнитом для других хищников»

И тем не менее, каждая туша была умело и тщательно разделана.  Филейные части были аккуратно срезаны с позвоночника, а кости расщеплены для извлечения костного мозга.  Только те охотники, которые полностью контролировали эту добычу, могли бы это сделать.

В тех местах, где на костях этих носорогов присутствуют следы зубов "других хищников", они перекрывают следы разделки человеком. Это показывает, что животных вроде львов, гиен и волков получили доступ к этим костям только после того, как люди их выбросили.

* * *

Вся совокупность бокатых археологических материалов, которую мы обсуждаем, демонстрирует совершенно ясно, что ранние гоминиды Европы были уже способны убивать крупных животных около 700 тысяч лет назад – то есть даже до того моментка, как ашёльская каменная индурстрия проникла на этот континент.  На основании материалов, найденных в Терра Амата /Terra Amata/, Южная Франция, а также в Билзингслебене и Шонингене, мы знаем также, что гоминиды, проживавшие в тех районах, по меньшей мере 400 тысяч лет назад могли контролировать и использовать огонь.

Возникли ли эти два умения – охота на крупную добычу и овладение огнем – в Европе или они были принесены сюда подобно ашельскому комплексу каменных орудий из какого-то другого места, где они возникли и развивались в еще более древние времена? Едва ли можно удивиться тому, что верным оказалось последнее: «мегаполис человеческих изобретений» располагался в те времена, как мы видели, на африканском континенте, где ашельская каменная индустрия существовала почти миллион лет до того момента, как она распространилась на территорию Европы.

* * *
Давайте сперва поговорим об охоте на крупных животных.  Существуют ли указания на то, что гоминиды охотились на жвотных размером со слона, носорога или бегемота в Африке раньше, чем они делали это в Европе?

Как мы видели в главе 9, древнейшие следы порезов на костях, найденные на сегодняшний день, представляют собой образцы возрастом 2,6 миллиона лет, обнаруженные в Бури /Bouri/. Они показывают, что у антилопы среднего размера был вырезан язык, а у трехпалой лошади с кости были сняты шматы мясной вырезки. Фрагменты костей, найденные в местонахождении возле Гоны /Gona/ возрастом от 2,6 до 2,3 млн. лет, демонстрируют следы порезов, которые позволили Мануэлю Домингезу-Родриго /Manuel Dominguez-Rodrigo/ и его коллегам предположить, что мясники Гоны «разделывали туши копытных и снимали мясо с полностью покрытых плотью верхних и средних отделов конечностей».  Следовательно, возникает впечатление, что те, кто занимался разделкой туш как в Бури, так и в Гоне, первыми получили доступ к целым или почти целым трупам.  Туши в таком состоянии, как я постараслся показать в главе 10, с гораздо большей вероятностью попадают в распоряжение тех, кто их разделал, в результате охоты или насильственного грабежа чужой добычи, чем в результате пассивного или «ждущего» падальничества.

В той главе я также утверждал, что охотник лишь изредка могли бы получить в свое распоряжение туши крупных животных, если бы они были бессильны против окружающих их хищников.  Нет ничего экстравагантного в предположении, что человек прямоходящий (или те, кто в него превращался) начали учиться отгоднять больших кошек копьями.  Многие негры убивали львов копьями в двадцатом веке, а Александр («Саша») Симель /Alexander (“Sasha”) Siemel/ (1880-1970 гг.), латыш, эмигрировавший в Бразилию во время Первой мировой войны, прославился тем, что убивал копьем ягуаров.  Однако он лишь копировал действия, которые тысячи лет выполняли аборигенные охотники Бразилии.

Свидетельства того, что раннеплейстоценовые гоминиды Африки использовали туши крупнейших африканских животных, найдены в целом ряде «мест разделки», обнаруженных в Восточной Африке. В этих местонахождениях целые или почти целые трупы гигантских травоядных находились в полном распоряжении гоминид в течение срока, достаточного для проведения более или менее полного разделывания туши.

В Кооби Фора /Koobi Fora/, Северная Кения, части туши гиппопотами возрастом 1,9 млн. лет назад были обнаружены в ассоциации с простыми каменными орудиями.  Скелет гигантского хоботного Deinotherium, некоторые из костей которого были отделены от тела и обработаны с целью снятия мяса, был найден в олдувайском местонахождении возрастом 1,8 млн. лет – FLK North Lower Bed II в Танзании. С ним было ассоциировано 39 каменных орудий.

Другое хоботное – член рода настоящих слонов Elephas – был найден в FLK North, Upper Bed I, на шестом слое в ассоциации со 172 каменными инструментами.  Это местонахождение датируется возрастом от 1,7 до 1,5 млн. лет назад.  Олдувайские местонахождения этого периода также содержат несколько разделанных каменными орудиями туш длиннорого буйвола из рода Pelorovis.

Тщательно расчлененный и разделанный скелет другого слона из рода Elephas с датировками от 1,6 до 1,3 млн. лет назад был найден в связи с 569 олдувайскими каменными инструментами в местечке Барогали /Barogali/, Джибути (крохотное государство между сомали и Эфиопией).  Черепная крышка этого слона была разможжена и отделена от нижней части черепа, вероятно, с целью достать головной мозг.

Велик или короток этот список раннеплейстоценовых мест разделки? Американский археолог Гари Хейнес /Gary Haynes/, в связи с тем, что он проводил полевые исследования в Зимбабве в то время, когда там убивали тысячи слонов, имел возможность непосредственно наблюдать «тафономию» или посмертную судьбу останков этих животных.  Он также работал в тех районах Зимбабве, где во второй половине 19 века тысячи слонов убивали ради слоновой кости.  Его наблюдения у районами убийства привели его к заключению, что трупы крупных животных сохраняются только в исключительных обстоятельствах.

Полтора миллиона или более лет, которые протекли с раннего плейстоцена, еще сильнее уменьшают и без того небольшую вероятность обнаружить сохранившиеся останки слона.  Если мы примем во внимание, что Африка, с точки зрения археологии, - это малоисследованный континент по сравнению с Европой и Северной Америкой, то факт того, что шесть или более разделанных трупов гигантских травоядных были обнаружены на этом континенте в местонахождениях раннего плейстоцена, не может рассматриваться как указание на то, что разделка таких животных происходила редко.  На самом деле, этот факт говорит об обратном. 

* * *
Мы уже узнали, что к 1,6 млн. лет назад человек прямоходящий H.erectus стал крупнее и сильнее, чем современные люди. Мы видели, что он, вероятно, мог загнать самых быстрых антилоп, преследуая их на протяжении очень больших расстояний, и что он, возможно, умел бросать "дистанционное оружие" - такое как большие камни и копья - со значительной силой и точностью.  Все эти изменения помогают объяснить, каким образом erectus к этому времени сумел стать эффективных охотником — и даже очень эффективным охотником — однако сами по себе они не объясняют, как новый вид гоминид смог стать настолько разрушительным, что привел к полному вымиранию нескольких видов его жертв и конкурентов.

Только тогда, когда мы возвращаемя к способности нашего семейства изобретать нечто новое на онтологическом уровне и сконцентрируемся на могуществе, которое эта уникальная способность дала человеку прямоходящему в начале плейстоцена, становится понятной — и, возможно, неизбежной — ситуация, что этот вид вызвал кровопускание африканской биоты и спровоцировал вымирание, которое опустошило разнообразие крупных жиовтных Африки около 1,4 миллиона лет назад.

Когда мы говорили о более эффективном и разнообразном наборе каменных орудий, которые Homo erectus начал использовать в Африке между 1,7 и 1,5 млн. лет назад, мы говорили о том, что взрыв технологического развития, отраженный в этих орудиях, вероятно, также привел к появлению новых инструментов, изготовленных из нестойких материалов, таких как дерево и кожа.  Однако, беспрецедентный в истории жизни на Земле рост могущества H.erectus благодаря его возросшей способности к онтологическим изобретениям отразился в наибольшей степени в том, что в начале плейстоцена он сумел покорить огонь.

Эпикантусом, стеатопегией и постоянно эррегированным членом. Достаточно?

p.s. Мне надоело обсуждать Homo sapiens, дальше - без меня.

Артем, тема - эволюция рода "человек|Homo"

А если эта тема именно про формирование Homo sapiens - то ее нужно переименовать и конкретизировать название. И заодно поудалять отсюда все не имеющие отношения к сапам сообщения.

Miracynonyx,спасибо))И коль пошло так,то почему австралоиды не могут быть потомками азиатских эректусов?Ведь вполне возможно,что их просто вытеснили сапиенсы,при условии,что это вообще было.Уж простите меня,но я не воспринимаю генетику всерьёз,молода она ещё(как я уже писал,она на уровни алхимии средних веков).

стреднестатистическую лошадь справедливей сравнивать со стреднестатистическим человеком(не горожанином).

Да, вы правы.

Может быть, именно зебры (и тем более африканские гиппарионы) не могут поддерживать бег так долго, как куланы или настоящие лошади?

Куланы вообще по-моему самые выносливые среди лошадей.

здоровый предствитель рода Хомо (кроме одного исключения - неандертальцы) - может насмерть загнать оленя или лесную антилопу или даже газель (газели очень быстро устают).

Думаешь эректус тоже был таким вносливым?

Австралопитек, хомо эректус и человек.

Не видел лично костей хомо эректуса. Знаю что он был менее грациозный, чем сапиенс, с несколько бокообразнм туловищем. Но кости у человека очень массивны. Я специально сравнивал их со страусиными - кости ног не намного тоньше, я бы даже сказал - примерно одинаковые.
Эректусы были разные. Не все имели рост 170 см, но про выше чем 175 см не слышал. Даже с учетом их большей массивности вряд ли эректус весил 120 кг, а сапиенс в нормальной форме может весить 120 кг. Фёдор Емельяненко например весит 110 кг, он очень сильный, но далеко не в числе самых крупных и физически сильных людей.

Если ты считаешь что эректус это первый представитель рода Хомо, то куда относишь хабилиса и георгийца?

Возможно, мышечные волокна эректусов еще сохраняли, пусть даже частично, уникальные силовые характеристики, характерные для человекообразных обезьян, но не для людей. (Вспомни все обсуждения в теме "Сила человекообразных обезьян", раздел "Приматы")

Это очень интересно. При возможности я пойду в музей и сравню их хумерусы.